Привет! Итак, ты пишешь: “Смотреть надо на суть самого решения, насколько оно правдивое, какая разница, сколько энергии потрачено на то чтобы к нему прийти?” Очень важный, буквально решающий момент.
Итак, пример: опять про доктора. Больница; профессор в сопровождении студентов обходит больных. Подходят к одному. Сложный случай. Сестра перечисляет симптомы и результаты анализов; студент-третьекурсник и профессор предлагают каждый свой диагноз. Оба они не гадают, а переваривают информацию. Перед каждым один и тот же больной, один и тот же набор исходных данных, но мыслительная работа, совершаемая каждым из них, совершенно разная. Студент видит такого больного впервые в жизни; он усиленно вспоминает, что слышал на лекциях в течение двух с половиной лет, относящееся к этому делу, и что написано в учебнике. И все. А профессор перебирает в памяти пятьдесят похожих больных, которых видел в течение многих лет, сходства и различия между ними, и что говорили другие профессора, и что написано в пятидесяти книгах, а не в одной, и какие ошибки совершали в подобных трудных случаях в течение многих лет он сам и другие… И что в результате? Студент и профессор – оба пришли каждый к своему решению, и оба они – уважаемые люди и равноправные члены общества, и оба имеют в равной мере право на свое мнение… И все-таки – несмотря на равноправие и уважение, которого достоин каждый, к профессору добиваются приема, когда надо, и платят 500$ за прием, а к студенту никто не пойдет даже за два доллара! Но почему же, где тут критерий? Он очень прост: профессор больше трудился. У постели того больного в их головах происходила совершенно разная мыслительная работа; за решением каждого из них стоит совершенно иной объем переработанной информации: там, где у студента мегабайты, у профессора гигабайты. Даже если они простояли там и потратили вроде бы одно и то же время, одно и то же число минут, за решением профессора, за его гигабайтами стоит гораздо больше труда и пролитого пота, труда не тех нескольких минут, а всей его жизни…
Так и у нас. Когда ты устанавливал у меня последний раз WORD-10, я почтительно наблюдал, стараясь не мешать; твои пальцы мелькали, на экране мелькало что-то не-понятное… Я был студент, а ты – профессор. Почему, собственно, не наоборот, почему не я что-то исправляю и устанавливаю в твоем компе? Потому, что меньше тебя потрудился в его изучении и освоении!
Я, конечно, неправ, сравнивая иудаизм, или религию вообще, с медициной, наукой или компьютерами. “Религия, как известно даже маа-аленьким детям, это опиум для народа, набор глупостей для безграмотных старух, изобретение древнего человека для преодоления страха перед грозными, тогда еще не покоренными силами природы, а в дальнейшем средство для удержания трудящихся масс в повиновении у господствующих классов, как это доказали классики непобедимого марксистко-ленинского учения… Над чем там трудиться???” И все это крепко вдалбливали в юные головы воспитательница детского сада, потом пионервожатая и далее вплоть до Университета марксизма, в котором я имел честь учиться в Луганске несколько месяцев на факультете научного атеизма. (В университет меня послали насильно, но этот факультет я выбрал сразу, добровольно и безусловно – это была единственная возможность войти хоть в какой-нибудь контакт и узнать хоть что-нибудь о религии, причем не именно о еврейской – такого понятия у меня тогда вообще не было). И из того университета сбежал я в Москву – и почти сразу увидел, впервые в жизни, религиозных евреев – семейство Шнейдеров. Впечатление от встречи с ними было потрясающим, нечто обратное по сравнению с тем университетом. И почти сразу начал выяснять – есть ли там (в еврейской религии) над чем трудиться (то есть есть ли в ней глубокий смысл). И это был для меня сам по себе труд – на целых семь лет (с 78-го по 85-й год).
Так и с “избранностью”. Ты говоришь: безусловно, в иудаизме есть какие-то объяснения, даже для такой ситуации, как та, с врачом и неевреем в пустыне. Так вот, здесь перед тобой свобода выбора (которая есть, согласно иудаизму, всегда и у каждого человека).
Первая возможность в рамках этого выбора. Ты говоришь: “Мне свойственно такое че-ловеческое качество, как любопытство, и я не равнодушен к вопросам жизни и смерти. Поэтому я принимаю интеллектуальный вызов и готов потрудиться, чтобы в достаточной мере понять позицию второй стороны, ее объяснения и дать им бой, поскольку мне кажется, что любые объяснения будут для меня неприемлемы. И, во всяком случае, дойти до конца, понять, где в точности проходит между нами граница, и узнать что-то новое для себя. И я достаточно уверен в себе и не боюсь, что меня переубедят. В конце концов, можно познакомиться с позициями другой стороны, не принимая их, и так всегда бывает в серьезных спорах между философами разных школ и представите-лями разных идеологий”.
Ясно, что в такой ситуации придется познакомиться, для начала, применительно к “из-бранности”, о чем здесь вообще речь с точки зрения иудаизма. (Ведь только в рамках иудаизма существует закон, о котором говорит рав Овадья, и потому только в этих рамках имеет смысл его обсуждать). Может оказаться много неожиданного.
Вторая возможность. Ты говоришь: “Мне достаточно того, с чем я знаком и что мне из-вестно, и у меня есть, чему посвятить свое время и силы!” На это нечего ответить, и ты можешь прибавить к тому еще.
Вот у меня и все сегодня. Пока! Еще раз с праздником. Привет Дане!
Папа